Выпуск семнадцатый. ПАМЯТИ ВЕТЕРАНА ВАСИЛИЯ РОДИНА

О Великой Отечественной войне, в которой мне пришлось участвовать

Я родился в 1923 году в деревне Торбеево Торбеевского сельсовета Детчинского района Калужской области.

В июле 1941 года по зову комсомола ушел добровольцем на оборонительные работы. Работали на укреплениях: рыли многокилометровые противотанковые рвы в Смоленской области, от города Вязьмы и до города Дорогобужа.

Трудились честно по много часов в сутки, до кровавых мозолей на руках. Нас несколько раз обстреливали немецкие самолеты из пулеметов – были раненые и убитые.

После окончания работ в сентябре нас всех распустили по домам. Добирались домой, кто как может.

Пробыв несколько дней дома, мы, несколько ребят, решили пойти в райвоенкомат и записаться, чтобы нас направили на фронт. Нас отправили на сборный пункт, который находился в городе Алексеев Калужской области, где мы пробыли некоторое время. Затем нас построили по тревоге и маршем отправили  в 185-й запасной полк, который находился в 70 км от нашего расположения, в г. Кондрово. Мы это расстояние прошли за 11 часов, правда, многие натерли ноги. Я прошел без всяких эксцессов. На следующий день нас распределили по ротам, меня зачислили в пулеметную роту.

В течение 20 дней изучали пулемет «Максим», занимались строевой подготовкой. Нас водили 2 раза на стрельбище, где я впервые стрелял из пулемета по появляющимся мишеням. Я поразил все мишени. Давали 15 патронов в ленте, расстояние 200 метров. Второй раз стрелял по движущейся автомашине на 300 метров. За отличную стрельбу мне командир роты перед строем объявил благодарность.

Некоторые воспоминания воспроизведу в стихотворной форме:

Нас война в расцвете лет застала,
Пришлось нам видеть горькую судьбу,
На нашу долю честь такая пала -
С врагами биться и отстоять страну.

И мы ее отстояли, но для этого потребовалось 1418 дней и ночей.

Слушать о войне легче, чем видеть ее. А мне пришлось много дней и ночей испытать на себе.

Из запасного полка, после ускоренной подготовки и принятия присяги, из разных рот сформировали маршевую роту и направили на передний край Западного фронта. Я попал в 33 стрелковую бригаду, в первый батальон во второй взвод. Командиром взвода был младший лейтенант Чугунов, которому нужны были пулеметчики. Меня сразу назначили в качестве первого номера на станковый пулемет «Максим». Помню, командир взвода Чугунов, разговаривая с нами, сказал: «Ребята, не бойтесь, у меня с начала войны ни одного пулеметчика не убило, а только ранило». Он этими словами поднял нам настроение и уверенность в том, что мы будем живы.

После раннего завтрака меня повел командир взвода по траншее к пулеметной точке, указал мой сектор обстрела и представил моего помощника 2-го номера. Мы познакомились, его звали Ковалев Петр, он был старше меня на год. Мы стояли в обороне около разбитой и наполовину сожженной деревни. Я в первую очередь сделал пристрелку своих ориентиров. Пулемет работал хорошо. Мой помощник 2-й номер – не очень разговорчивый.

Обороняющиеся роты нашего полка все получили пополнение, мы пробыли в обороне всего трое суток, я привык к шипению снарядов, свисту пуль, к осветительным ракетам. Я стрелял короткими очередями по появляющимся немцам, которые были видны в моем секторе обстрела.

В начале апреля нам вечером сказали, что рано утром пойдем в наступление – получен приказ на освобождение Юхновского района.

Перед рассветом началась артподготовка, снаряды, шипя, летели над нашими головами. Пехоте приказали идти вперед, мне было приказано поддерживать пехоту огнем своего пулемета. Мы шли в наступление, впереди была гора, которая называлась Заячьей.

Долгие бои были за Заячью гору, где погибло очень много наших солдат. Местность была почти открытая, болотистая, под снегом выступала вода, немцы имели укрепление на этой горе, а нас гнали вперед, прямо «в лоб», на взятие этой горы.

В апреле днем начало пригревать солнце, снег начал сыреть, а к утру подмораживало. Мы сильно мерзли, даже водка слабо помогала нам. Наше подразделение двигалось немного правее Заячьей горы, хотя мы поддерживали наступающую пехоту. Но немцы вели ожесточенный артиллерийский и минометно-пулеметный огонь, и наша атака захлебнулась: нас прижало к земле, мины и снаряды непрерывно рвались в рядах наступающей пехоты. Пехота долго лежала в снегу, не могла поднять головы. Немцы предприняли небольшими силами контратаку. Затем заговорила наша артиллерия, которая подняла дух нашей пехоты, мы отбили контратаку и опять пошли вперед. Мне пришлось много стрелять по немцам, которые бежали под нашим натиском. Поднявшаяся пехота сильно поредела, многие остались лежать в снегу. Немцы сильно сопротивлялись в течение многих дней и ночей, но в конце концов начали отступать, оставляя одну деревню за другой. Отступая, поджигали дома, и мы входили в горящие населенные пункты.

Наступая, мы несли потери от пулеметно-минометного огня. Это продолжалось несколько дней. В одной деревне, которая горела, но многие дома остались целыми, нам пришлось задержаться и обогреться. Нашу сильно поредевшую роту заменили свежим подкреплением. Нам дали отдохнуть несколько часов. Затем опять последовала команда идти вперед, мы вышли и слышали пулеметно-минометную стрельбу, вечером мы незаметно подошли к нашей лежащей пехоте, которой немцы своим огнем не давали двигаться вперед.

Помню, когда стемнело, мы решили продвигаться вперед по неглубокой лощине, поросшей кустарником. Это тяжелая работа – продвигаться ползком с пулеметом. Мы опять оказались на правом фланге. Наша пехота не продвигалась, немцы вели минометно-пулеметный огонь. Несмотря на плотный огонь, мы со своим пулеметом продвинулись примерно на 100-150 метров от лежащей пехоты вперед, и это все под непрерывным ракетным освещением и минометно¬пулеметным и редкими артиллерийским огнем, и это продолжалось всю ночь. И вот под утро мне хорошо стало видно, откуда бьют минометы, их было два расчета. Они стояли за строениями и их вспышки были хорошо видны. Это было на рассвете. Я повернул пулемет и нацелил его в то место, дал несколько очередей одну за другой, и минометные расчеты замолкли, затем перевел огонь на пулеметную точку, которая била из-под дома. У меня была удачно выбрана позиция, впереди был небольшой холмик, заросший кустарником, сбоку которого мы установили свой пулемет. Я вел огонь по точкам, откуда летели пули.

Прошла бессонная ночь. На рассвете немцы подожгли деревню и начали отступать. К нам подошло подкрепление, и мы устремились вперед. За эти сутки мы освободили несколько населенных пунктов и подошли к реке Угра. Ночью форсировали реку Угра. Командование приказывало ускорить продвижение вперед обычным для того времени способом, ни шагу назад. Нас поддерживала артиллерия, за нами шел заградотряд.

За подавление минометных расчетов немцев, за находчивость и смелость, что способствовало продвижению пехоты и освобождению населенных пунктов, наш пулеметный расчет был представлен к награждению.За этот бой спустя несколько месяцев я лично получал Орден Славы III степени. Наступление продолжалось весь день до наступления темноты. Немец, хотя отступал, но умело оборонялся. Мы шли вперед, но несли большие потери. Под деревней Красная Слобода немец, усиленный пулеметно-минометным и артиллерийским огнем, замедлил наше продвижение. Я стрелял по огневым точкам противника. По-видимому, они засекли наш пулемет, мины стали рваться впереди нас, а затем и сзади. Мы решили сменить позицию, но не успели. Рядом с пулеметом разорвалась мина, пулемет вышел из строя, пробит был кожух и короб, меня ранило в руку и голову, а 2-го номера Петю – сильно в руку. Было обидно и больно, мы стали кричать, стонать и плакать. Мы немного отползли от пулемета в низину. К нам подполз ком взвода и кричит: «Почему молчите, не стреляете?». Я показал на пулемет, он тогда сказал: «Пришлю санитаров, если можете, двигайтесь назад». Прошло, нам показалось, много времени, к нам подползла медсестра Наташа, которую я раньше видел один раз. Она начала перевязывать Петю, у которого было сильное ранение руки. Я кое-как замотал руку, но кровь все время сочилась. Наташа нас старалась подбодрить, говоря: все до свадьбы заживет. Бой продолжался, пули свистели над головами. Она нас тащила по очереди к кустарнику. Мы отползли от своей позиции примерно метров на 45-50. Пули реже свистели, она нас уводила дальше от поля боя. Мне говорит: давай помогу тебе встать. Взяла меня под руку, и с ней я сделал несколько шагов, она вдруг вскрикнула и упала. Я тоже упал. Гляжу на нее и вижу, что она смертельно ранена. Она была молода, среднего роста, крепкая, с приятным голосом и большими глазами.
...Мы все трое лежали до вечера примерно часов 5, бой несколько стих. Нас нашли два солдата-санитара, которые вывели нас из зоны обстрела. Они нас доставили в санитарный батальон, который был расположен прямо на снегу. Здесь было много раненых, которые лежали вокруг большой палатки. Нас перевязали, дали водки и немного колбасы. Мы несколько часов лежали, ждали машину, которая нас заберет в госпиталь. Ночью нас погрузили в машину и доставили в госпиталь г. Калуги.

В госпитале я пролежал 2 месяца, затем меня перевели в оздоровительную роту, которая находилась при госпитале. После двухнедельного пребывания в оздоровительной роте нас направили на формировочный пункт, где формировали маршевые роты. Хотя меня в госпитале признали годным к нестроевой службе, все равно зачислили в маршевую роту. Освобождали деревни, села, станции. К большому сожалению, везде, под каждым населенным пунктом теряли наших солдат, но мне везло: я был жив и здоров. Получил письмо от мамы, которая писала, что мои младшие братья и сестры (а у меня дома остались три брата и три сестры) молятся за меня. Отец тоже жив, и он воюет под Сталинградом. Письмо мамы меня воодушевило.

Немцы сопротивлялись, но под нашим натиском были вынуждены отступать. С Калининского фронта нашу часть перебросили на 1-й Прибалтийский фронт в Литву. Освобождали Литовские хутора, городишки. Немцы были вынуждены отступать. И, наконец, мы пересекли границу Восточной Пруссии. Сопротивление немцев усилилось, мы шли вперед несмотря на большие потери. Нас поддерживала артиллерия, авиация, танковые части. Немцы тоже теряли своих солдат – не успевали подбирать их. С непрерывными боями мы все же двигались вперед. И вот подошли к городу-крепости Кенигсбергу. Бои за Кенигсберг продолжались дни и ночи. Хорошо работала наша артиллерия, авиаторы и танковые части и, конечно, царица полей – пехота. Наконец Кенигсберг был взят. Немцы сдавались в плен. На окраинах города еще были очаги сопротивления, которые нам приходилось уничтожать.

После завершения Восточно-Прусской операции и нескольких дней отдыха мы привели себя в порядок. Во время отдыха я был еще раз освидетельствован медкомиссией, признан годным к нестроевой службе по статье 98 б. На распределительном пункте меня направили в штаб части, где снабдили документами и направили в 83 аэродромно-техническую роту, которая стояла недалеко от нашей части. В это время у меня было звание сержанта. Командиром взвода был лейтенант Буслович. Мы с ним познакомились, он произвел на меня хорошее впечатление, на фронте он еще не был и в боях не участвовал. Я ему рассказал о своем боевом пути. Он, как я чувствовал, относился ко мне с уважением.

Вскоре нашу часть перебросили на 3-й Белорусский фронт, мы попали в Западную Белоруссию. Нашу роту разместили в землянках поблизости к аэродрому. Мы в основном несли караульную службу: охраняли самолеты, склады с вооружением и имуществом. Нашей задачей было содержание взлетно-посадочной полосы в боевом порядке.

В 1944 году, в июле, наши передовые части передвигались на Запад. Танковые части уничтожили целую немецкую дивизию, загнали ее в леса и болота, а сами устремились вперед. Тыловые части подтягивались к фронту.

Небольшую часть 900-го батальона и нашей роты срочно на автомашинах перебросили на новое место дислокации, где была намечена площадка для аэродрома, на которую должен был прилететь истребительный полк. Как потом оказалось, площадка непригодна для аэродрома, слишком мягкий грунт. Некоторую часть батальона и нашей роты вернули назад.

На следующий день в наше расположение пришел житель из соседней деревни и попросил защиты от немцев. Он рассказал, что немцы каждую ночь грабят жителей деревни. Старший техник-лейтенант и я приняли решение сделать засаду ночью на немцев. Я отобрал для засады 8 бойцов, из которых была одна девушка, ее звали Оля. У каждого из нас была винтовка, по 50 патронов и по 2-3 гранаты ЭФ-1. Придя на место, я расставил солдат и рассказал, как действовать, приказал не курить и не разговаривать. Примерно в 12 часов ночи мы услышали шорох около речки. Мы насторожились, а затем послышались всплески воды. Мы поняли, что немцы переплывают реку.

Старший лейтенант послал меня на разведку и распорядился при случае забросать их гранатами. Немцы переплывали реку по-одному, я решил бросить в них гранату, у меня их было 3. Немцы начали прыгать в воду, а некоторые – разбегаться. Немцы, которые побежали по берегу, наткнулись на солдата, что был ближе к берегу реки, это был солдат Чернов. Он в упор выстрелил в немца и сразил его. Наши открыли беспорядочную стрельбу. Я подполз к командиру и сказал, что нужно прекратить стрельбу. Он дал команду прекратить стрельбу. Немцы никакого сопротивления не оказывали, хотя у них было оружие (как мы узнали позже). На рассвете мы собрали трофеи (оружие) и пошли по берегу реки в расположение.

Было тихое августовское утро, я сидел на крутом берегу и смотрел, как на зорьке играет рыба. Не знаю, сколько времени я так просидел, ребята давно ушли, и их не было видно. Я невольно оглянулся назад и увидел, как в метрах 40 от меня шевелится рожь. Там кто-то есть, подумал я, и увидел, что рожь ложится. Впереди был столб, я к нему опустился на колени и внимательно слежу: рожь в трех местах шевелится. Я дозарядил винтовку и выстрелил. После выстрелов рожь начала ложиться в разных направлениях. Я быстро дозарядил винтовку, и крикнул: «Хенде Хох! Ребята, заходите справа». Я еще выстрелил поверху колосьев, прошло мгновение, поднялось сразу трое. Я встал во весь рост и иду к ним, поднялись еще многие, оказалось, 16 человек. Я построил их и подал команду идти за мной. До расположения осталось около 600 метров, вижу, навстречу бегут два мальчугана. Они увидели немцев и побежали в обратную сторону. Я крикнул им, что это свои, один из них остановился, поглядел и опять побежал. Не прошло и 5 минут, как бегут мои сослуживцы с винтовками. Я двоим солдатам приказал сходить туда, где я взял немцев. Они оттуда привезли 6 автоматов, 7 винтовок и три пистолета, которые я носил почти до конца войны. При допросе немцев мы узнали, что в лесу много боеприпасов и снаряжения. На следующий день под конвоем мы их отправили на пункт, где они также дали ценные показания.

С 3-го Белорусского фронта нашу часть перебросили на 1-й Белорусский фронт, и первый немецкий город, куда мы вошли, назывался Шнайдемюль. Где наши «Катюши» хорошо поработали – много валялось обгоревших трупов немецких солдат.

Продвигаясь глубже на немецкую территорию, мы видели, что сопротивление немцев было ожесточенным. В одном местечке, не помню его названия, мы попали под артиллерийский обстрел, где меня контузило, и я попал в госпиталь в городишко Вернойхен. Из госпиталя был направлен в свою часть, которая находилась в 34 км от Берлина. Берлин был взят 2 мая. Какая радость была, невозможно описать! Поднялась стрельба вверх и продолжалась долго. Кричали: «Конец войне!». И вот 9 мая окончилась страшная война.

Радость была необычайная: солдаты и офицеры обнимались и целовались, некоторые плясали и пели песни, некоторые плакали, и все стреляли в воздух и кричали: «Победа!».

Демобилизовался я 1 ноября 1945 года. Нас посадили в эшелон из товарных вагонов. Ехали очень долго, целых одиннадцать дней. Хотелось попасть домой как можно быстрее. В деревне меня ждали мать, отец – инвалид I группы, воевавший в Сталинграде, братья, сестры и моя девушка, с которой я дружил со школьной скамьи.

Во время пути к дому я все думал о встрече с родными, особенно со своей девушкой Марией, и представлял, думая:

Как ты встретишь меня, любимая,
Если вдруг у людей на виду
Из сражений огня и дыма
Уцелевший к тебе я приду?
Запорошенный пылью дорожною,
Заявлюсь, на себя не похож.
Чем согреешь ты душу тревожную,
Как ко мне ты тогда подойдешь?
Может, встретишь, как друга нежданного,
С удивленьем, нависшим в глазах,
А может, встретишь, как друга желанного,
И от радости будешь в слезах.

Встреча была со слезами на глазах.

Василий Петрович Родин, 2010 год

Мы память бережно храним (65 лет Победы в стихах тимирязевцев), Москва 2010 год

Василий Родин - Память. Читает Якубова Эльмира